Утопия

В определенное время в определенном месте кто-то научил меня держать в руках ручку, а затем и клавиатуру. Кто-то подсунул первую книгу, за ней - первую игру.
И вот тогда, когда этот кто-то, кого я не помню, дал мне ссылку на "Утопию" - и начался очередной фанатский период, сопровождаемый творческими выкладками.
Быть может, кому-то понравится.
На пробу:

Горький аромат твири - то, без чего невозможно представить Город Городом. Даже зимой, когда травы спят под землей, на языке все равно остается легкий привкус Степи, словно напоминание, что вновь будет весна, и вновь будет лето и в знойном, полным бредового марева, августе опять будут закрывать окна на все засовы, опять станут пить снотворное. И в Степь пойдут лишь самые отчаянные - потому что именно в последний месяц лета наркотические пары обволакивают Город, нестерпимо хочется пить и болит голова. Болят сердца у нездоровых, легко упасть в обморок и не подняться...
Мишка баюкает куклу в кольце рук и смотрит на огонек свечи. В вагончике сейчас прохладно, за ночь железо остыло и пахнет так, словно мишкин дом только что остановился, а до того мчался в хвосте состава, залихватски подпрыгивая и стуча колесами. Этот запах забивает запах твири и потому можно не думать о Городе, об одонгах и о Степи.
Мишка баюкает куклу и ждет, когда Та, что приходит по Ночам, постучит в окошко. У Неё вместо ног - обломанные косточки, а пальцы перемазаны кровью. Мишка знает, что Она придет ближе к рассвету - но все равно ждет уже сейчас. Ждет и боится - ведь Она приходит только перед страшными бедами. Так Она приходила, когда умерли мишкины родители. Пять лет назад, в самом начале вспышки песчанки... Мишка тогда была маленькая, испугалась, услышав стук в окно, и плакала, пока не прибежала мама... Маму Мишка любит и сейчас. Любит, когда та приходит в сны и кладет узкую прохладную ладонь на дочкин лоб. Мама у Мишки красивая - это Мишка точно помнит. Помнит, как к ней пытались приставать, когда они гуляли одни. Правда, если гуляли с папой - то никто не решался подойти. Мишка прижимает к себе куклу и утыкается лбом в неровный шов на её затылке. Папа никому не позволил бы её обижать. Ни мальчишкам из Города, ни глупым торговцам... Папа был сильным и добрый. Они жили в маленьком домике, который сейчас показался бы Мишке роскошным, и у неё каждое утро на завтрак был стакан молока...
Мишка укачивает куклу и смотрит в огонек свечи. В вагончике царит полумрак, вьется парок над заваренным травяным настоем. Сахара для него у Мишки нет, но так даже вкуснее. У Мишки вообще многого нет, но она думает, что это совсем не так страшно. Ведь есть кукла и старый одонг в Степи. Его шатер стоит близко к Городу, он меняет твирь на еду и Мишка ходит к нему послушать степных сказок. Одонг стар и словоохотлив больше, чем другие. Он хорошо говорит.
Ещё есть Капелла с её мудрыми глазами. Она порой приносит Мишке чего-нибудь полакомится, латает куколку и совсем-совсем не кичиться тем, что она - будущая Хозяйка. На кладбище живет Ласка. Она добрая и даже учила Мишку слушать мертвых. Правда у той мало что получилось...
А ещё Мишка ходит, где хочет и когда хочет. Собирает в Степи твирь, а заодно находит красивые камушки и травы, ловит кузнечиков и слушает, как они шебуршаться в ладонях.
Всё бы хорошо, если бы не Та, страшная...
Мишка отпивает настоя и укладывается, обняв куклу. Дует на свечу, огорченно заметив - последняя, завтра нужно будет выменять ещё...
Она засыпает быстро, но её не отпускает знание, что проснется она опять посреди ночи.
От стука в стекло.

Зеленые грезы... Весь мир - словно сквозь плещущийся в стакане твирин. Люди плывут в горькой зелени, стены едва заметно колеблются, пол совсем не кажется надежной опорой... Стол покачивается под руками, пустые бутылки насмешливо подмигивают отовсюду...
Не придет сегодня к Петру его ясноглазый ангел, фея из снов. Не постучит в двери. Он слишком много выпил, слишком устал и почти забыл обо всем. Нет ничего. Только терпкая травяная жидкость, туманящая рассудок, забирающая боль. Нет ничего и никого. Многоранник построен, его не повторить ни за что и никогда. Мечта воплощена.. Жить незачем. Умирать незачем. Только пить, утешаясь..
Стук в окно - почти не слышный, обрывочный. Петр поднимает тяжелую, наливщуюся зеленью голову, ему кажется, что даже в зрачках у него плещется колдовское пойло. Ему отчего-то становится страшно по-настоящему. Он понимает в обморочной, близкой к смерти, отстраненности, что это не добрый дух, не безразличный человек, а что-то бесконечно злое, жестокое, что может вырвать сердце и тут же закинуть его в зияющую пасть...
-Брат... - шепчет он, сжимая виски руками, как когда-то давно, в далеком детстве, когда некому больше было прийти, прогнать дурной сон. Когда никто больше не хотел слушать о мечтах... Петр не понимает, что никто не придет - он слишком пьян и напуган тем темным и безжалостным, что замерло у его окна.
К счастью, это ненадолго. Страшной вестнице нужно обойти ещё многих - и Петр засыпает, испытывая радостное облегчение от того, что Оно - безымянное, пустое, больше не смотрит в него.

Спичке тоже порой кажется, что по ночам к его окну приходит какая-то тень. Но он её не боится. Он вообще никого не боится - он смелый и от кого хочешь сможет спрятаться. Он даже пробовал караулить тень - но у него не получалось. Тень словно чуяла засаду и не приходила. Но Спичка не огорчался. Ему и без того было, чем себя занять.
Сегодня, например, он рисовал карту Степи. Вернее, перерисовывал. Отмечал места, где побывал, указывал кострища, отметил шатры одонгов.. Карта-однодневка, Степь изменится максимум через месяц. Но Спичке было все равно. Ему просто нравилось водить карандашом по листу и ощущать, что он знает что-то, чего не знают даже взрослые.
Ходы в дома, путь к болоту, секретный ход в запертый кабак... Спичка - следопыт, он давным-давно взял себе эту роль и теперь учится ей соответствовать.
В его доме все много стеллажей и полок - он обязательно заполнит их, пока вырастет, разными интересными вещами. Кровать для Спички очень большая, в матрасе шуршат сухие травы... Спичка не любит вспоминать, как жили здесь его родители. Он вообще не любит быть слабым и раскисать, а стоит вспомнить - и губа начинает подрагивать. Пусть мать постоянно пребывала в твириновых грезах, но отец... Отцом Спичка гордился - тот работал на строительстве Многоранника и прекрасно знал, что там и где. Он был смелый, и однажды уложил бандита, кинувшегося на них с ножом. А ведь отец был безоружный. Спичка вспоминает, как они ходили в Театр, на кукольное представление...
И откладывает карту. Пропадет настроение и Спичка укладывается в постель, гоня прочь глупые воспоминания и гадая - постучиться сегодня тень или нет.

Постучится. Так, как постучится к Капелле и к Ласке. К Хану, в его сказке, и к Ноткину в штабе. К Тае, в дверь за неимением окон...
А назавтра ранний поезд привезет в Город Бакалавра. По шпалам придет на сцену младший Бурах и очнется в разрытой могиле Самозванка.
А ещё та, кто приходит Ночами, обойдет и старших Приближенных. Только они не услышат.